Чтобы не сойти с ума, я убедил себя, что когда мне исполнится тридцать лет и три года, моя жизнь резко изменится. Что сказать. Увы, судьба не играет по правилам, которые мы для неё придумываем. Жизнь резко изменилась, когда мне стукнуло двадцать.

— Опять эти твари расповадились, — проворчал типа-отец, вернувшись домой.

Типа-мать разлила похлёбку по мискам, и они принялись ужинать. Меня всегда кормили после, тем, что осталось.

— Опять? — ахнула типа-мать.

— Угу. У Пахома овцу зарезали.

— Может, волки?

— Да какие волки. Целую почитай оставили. А след от когтей — во! Твари…

Про тварей я слышал неоднократно. Раз лет в пять-шесть они появлялись и убивали. Жрали людей. Скот резали чисто по фану, чтобы посеять панику. Как именно эти твари выглядят, я, конечно, понятия не имел. Расспросить — и то не мог, голосовые связки меня не слушались.

— С мужиками потолковали. В соседней деревне как раз охотник заночевал. Решили, будем платить.

— Да где ж денег-то взять? — всплеснула руками типа-мать.

— Где взять, где взять… Уж возьмём где-нибудь! Лучше так, чем подыхать.

Ну, не знаю, батя. Если б ты спросил меня, я б тебе сказал, что лучше уже подохнуть, чем вот так дальше. Впрочем, это моё мнение, не навязываю.

На следующий день кого-то в деревне убили. Из людей, в смысле. А к вечеру пришёл Он.

Ещё до того, как увидел его, я почувствовал нечто невероятное. У меня шевельнулся указательный палец на правой руке. Дёрнулся, будто пытаясь нажать на спусковой крючок, доделать недоделанное в прошлой жизни.

Я вытаращил глаза, не веря собственным ощущениям. Как дышать — и то забыл. И тут в дверь постучали. Так размеренно, увесисто: ТУК, ТУК, ТУК!

— Кого там нечистый приволок? — буркнул типа-отец и пошёл в сени. — Кто там?

Ответа не расслышал. Но, судя по тому, как быстро откинулся засов, это не соседка за солью.

— Господин, а мы ж не ждали… Мы-то думали, вы у старосты заночуете…

— Меня судьба ведёт, — послышался сильный глубокий голос. — Сюда привела. Найдётся, где остановиться?

— Как не найтись! Да только у старосты-то изба побольше, там вам поудобней будет.

— Ничего, ничего…

Он вошёл. Высоченный мужик. Длинные волосы, борода, усы, повязка на голове — чтоб волосы в глаза не лезли и пот не заливал. На поясе — меч. На правой руке — кожаная перчатка без пальцев.

И избу моментально наполнил запах… Не знаю, чего. Нездешний запах. Я дышал — и как будто бы понимал, как огромен мир.

Когда он шагал, мне казалось, что пол под ним прогибается, и земля дрожит — столько силы в нём чувствовалось.

Сели. Налили мужику похлёбки, дали краюху хлеба. Он ел неспешно, с глубоким самоуважением. Задавал вопросы, а мать и отец, стоя рядом, робко рассказывали о чудовищах.

— Раньше-то чего не обращались? — буркнул мужик.

— Так ведь дорого. А у нас деревенька — сами видите…

— Уж пять лет как все охотники на императорской службе. Казна платит. Тварей всё больше.

— Вона как… — пролепетал типа-отец. — Мы ж не знали… Тёмные мы. Место глухое…

— Да уж… — вздохнул мужик и отодвинул пустую миску. — Значит, за пять дней одна овца и один человек?

— Истинно так, — сказал типа-отец.

— Значит, одна тварь. Понадеялась, что охотников рядом не будет. Не повезло… Ну что ж, пойдём.

Он встал.

— Куда ж вы, на ночь глядя? — ахнула мать.

— Ночь — их время, ночью они выходят, — спокойно сказал охотник. — Не по нутру мне норы искать. Ну что, пойдём?

Тут он посмотрел на меня.

— Да вы на него не смотрите! — замахал руками типа-отец. — Это сын наш, он с рождения лежит колодой. И не говорит даже.

Охотник усмехнулся и продолжил смотреть на меня.

Под этим взглядом я зашевелился и впервые в жизни сел на своей лежанке. Опустил ноги на пол.

— Пресвятая Богородица! — прошептала типа-мать.

— Это как же? — вытаращил глаза типа-отец.

— Не зря я сюда зашёл, — сказал охотник. — Ох, не зря. Судьба всегда приведёт туда, куда надо.

* * *

Мы шли по ночному лесу. Я — Я! — шёл по ночному лесу. Под босыми ногами стелилась прохладная трава. Я то и дело вздрагивал, ёжился. Было холодно, неприятно и вообще очень погано в ночном лесу после двадцати лет лёжки, но жаловаться мне в голову не приходило. Мышцы по какой-то загадочной причине не атрофировались. Всё это походило на сказку, на чудо, и я не собирался смотреть в зубы дарёному коню. Что я пойму в тех зубах, я ж не лошадиный стоматолог.

Плевать на холод и неудобство. Закалить тело — вопрос пары месяцев. Главное, что я, чёрт побери, иду на своих двоих!

— Мужик, а ты кто? — спросил я и впервые услышал звук своего голоса.

— Охотник, — отозвался мужик.

— Это я понял. А как ты насчёт меня узнал? Ну, как ты меня поднял?

— Шёл и почуял силу, как будто другой охотник уже в деревне. Зашёл посмотреть, увидел тебя. Твоя сила откликнулась на мою, и ты встал.

— И часто такое бывает?

— Никогда не было.

Он, мать его, даже не удивился. Люди здесь все были такими — они почти не удивлялись. Парень, который двадцать лет лежал в параличе, встал и побежал в лес? Ну, бывает, чё. Перун спустился с неба и отоварил молнией Фрола — видать, нагрешил Фрол, так ему и надо.

Мифологическое сознание как оно есть.

— Другое важно, — сказал охотник. — Хочешь остаться с родителями?

— Нет, — решительно сказал я. — Не пойми меня неправильно. Они обо мне заботились, и всё такое. Но у меня есть амбиции.

— Что у тебя есть? — не понял охотник.

Я, впервые пробующий говорить, как все люди, помолчал, обдумывая вопрос, и перефразировал так, чтобы ему стало понятно:

— Яйца.

— М, понимаю. Вот так их у вас в деревне называют?

— Угу.

— Есть у меня друг, собирает разные словеса забавные, записывает, как и где народ говорит. Надо будет ему сказать. Амбиции — ишь…

— Так а что со мной? — спросил я, поторапливаясь за охотником.

— С родителями не хочешь — со мной пойдёшь. Учеником будешь. Потом, как подучишься, подмастерьем станешь.

— А мастером когда стану?

— Велики у тебя амбиции, что и говорить. Не помрёшь — так станешь, никуда не денешься. Через годик. А может, и раньше. То сила скажет.

Тут я понял, что вступил в область мира, о которой матчасть ещё курить и курить, а потому решил пока тормознуть с вопросами. Да и охотник остановился, вскинув над плечом сжатый кулак.

— Знаешь, какая тварь сперва дерёт скотину, а потом — человека? — спросил он, перейдя на шёпот.

— Волк? — спросил я шёпотом.

— Не совсем. — Охотник медленно и беззвучно вытянул из ножен меч. — Волкодлак.

— Оборотень, что ли? — не поверил я.

— Нет. Байки это. Они умнее волков и даже разговаривают. Но — не люди. Запоминай, ученик.

— Усвоил.

— А теперь смотри сюда.

С этими словами вытянул меч перед собой, клинком вниз. Было темно, я его толком не разглядел поначалу, но лезвие вдруг засветилось слабым зеленоватым светом. Медленно охотник вычертил на земле некий знак.

— Манок, — сказал он. — Нечисть притягивает. Со мной пойдёшь — тоже такому научишься.

Знак на земле светился зелёным. Светился всё ярче и ярче. И вдруг над ним, как над конфоркой, вспыхнул зелёный огонь. Пламя высотой мне до пояса.

— Придёт волкодлак, — инструктировал меня охонтик, — заговаривай его, как только можешь, а дальше я сам.

— Понял, принял, — кивнул я.

Охотник шагнул в сторону и исчез за ближайшей сосной.

Буквально исчез — будто и не было.

Я огляделся. Зелёное пламя светило так себе, жуть не разгоняло, скорее наоборот. Ночной лес, в таком специфическом свете, мог до усрачки напугать какую-нибудь впечатлительную натуру, даже если бы эта натура понятия не имела о шляющемся где-то поблизости волкодлаке.

И тут в зелёном свете я увидел впереди, между деревьями, массивную тушу.

Ни-хре-на себе!